Роль статиста

Судьба определила роль статиста,

Отправив на скамейку запасных,

В массовку, как бездарного артиста,

В обойму меж патронов холостых.

 

В метро зажат меж толстых обстоятельств,

По кольцевой в вагоне тесном мчусь,

Приплюснут к полу грузом обязательств,

Но не поломан, хоть и плохо гнусь.

 

Бьюсь лбом о стены в тёмном коридоре –

Всё отыскать пытаюсь дверь в рассвет.

Мечтаю погулять я на просторе,

Красивый в небесах оставить след.

 

Приелось мне движение по кругу,

Но может это, всё-таки спираль.

Я в небеса протягиваю руку.

Смогу ли дотянуться? Нет, едва ль.

 

И всё-таки я двигаюсь и смею,

Живу на ощупь в поиске пути.

Пройду, быть может кастинг и сумею

В день завтрашний автобус свой найти.

 

Одинокий цветок

Он часто был влюблён, но безответно

И вот, что странно, в основном в себя.

А для здоровья очень, очень вредно

Себя к себе же ревновать любя.

 

Он за собой ухаживал часами,

Подарки очень щедрые дарил,

Под звёздными ночными небесами

Себе же комплименты говорил

 

И ссорился с собой из-за девчонок,

Хотя бывало, что из-за парней.

Он плакал, словно маленький ребёнок.

Когда себя же видел с ним иль с ней.

 

И в зеркало смотрелся с вожделеньем.

Стремился к отраженью своему.

Ему казалось высшим наслажденьем

Себе лишь отдаваться одному.

 

Но нового прекрасного Нарцисса

Всё ж привлекали он или она

И душу, словно угол биссектриса,

Страсть разделила, как страну война.

 

И сам с собою был Нарцисс в конфликте.

Желал, но получить не мог себя.

Лишь заподозрив даже в лёгком флирте,

Он ревновал и, ненавидя и любя.

 

Ну вот, от постоянных нервных стрессов,

Внутри сломался хрупкий механизм

И двое в белом ангелов иль бесов

В машину погрузили организм.

***

Они везли его в больницу быстро,

Но пульс, как небеса раскатом грома,

Жизнь отстучал на мегаваттов триста.

Инфаркт, не доезжая до дурдома.

Конечно же, стихи

Стихи мои – конечно же, стихи

И я наверно всё-таки поэт.

Пусть неказисты строчки и тихи,

Но для меня родней и ближе нет.

 

Да, я совсем ещё не знаменит,

А может быть, известным и не буду,

Но люстра надо мной, а не гранит

И есть мне, что болтать честному люду.

 

Мне нравится и хочется писать

Карандашом каракули в тетрадке.

Пусть даже, мало будут их читать,

В мир прорастут, как огурцы на грядке.

 

Он мал – мой новорожденный талант,

Но чувства значат больше чем размеры.

Пока я не маэстро (конкурсант)

Нет слуха и возможно чувства меры,

 

Но строчки всё же сложатся в стихи.

В них будет смысл, а может даже много

И буквы станут звонки и лихи…

Да, размечтался. Ну и что такого?

Дуй отсюда

Ну, ты, ветер и вреднючий.

Дуй отсюда! Не мешай!

Мокроносные, ты, тучи

Надо мною не гоняй,

Ясный свет не заслоняй!

 

Не листай страниц журнала!

Дай спокойно почитать!

Во вселенной всей нахала

Нет, наглей тебя, видать.

Надо, ветер, меру знать.

 

Ты, ж журналов не читаешь.

Эй! Куда понёс? Отдай!

Ну, во что со мной играешь?

В баскетбол? В кольцо бросай!

 

Снова мимо. Ты, промазал.

Эй! Куда опять понёс?

Ты, летучая зараза,

Первородный пылесос!

 

Ну, отдай мне хоть страницу,

Хоть немного почитать –

Жёлтой прессе подивится…

Дам салфетку поиграть.

Промазал Амур

Я встретил её.

Бьётся пульс учащённо

В моих, блин, трусах.

Да, это моё:

Нежно, женственно, стройно,

Всего в трёх шагах.

Ах, сердце поёт

О тех резко и больно

Разбитых мечтах.

 

Промазал Амур.

Лишь одно только сердце

Стрелой поразил.

Малыш – самодур.

Он мечте открыл дверцу

О сексе (дебил)

О наших фигур

Эротическом дельце,

Слиянии сил.

 

Да ну, его прочь —

Из души вожделенье

На мусорку чувств.

Один эту ночь,

Подавляя волненье

Гармоновых буйств,

Как йоги точь в точь,

Проведу в устремленьи…

Залечь с ней под куст?

Грустное небо

Грустное небо.

Линяет лиственный лес.

Вот и осень пришла.

День словно не был –

Мелькнул и исчез

С дождём у села.

Ветер нелепо

Тучи гонял как балбес.

Вот такие дела.

Лара

Как девушку её я не любил.

Я Ларочку хотел не так, чтоб очень сильно.

Ей дорогих подарков не дарил.

Шампанским сладким не поил её обильно.

 

За ней я не ухаживал почти.

Под руку не водил её по ресторанам.

На танцы с Ларой не желал идти.

По существу, расстаться было бы пора нам.

 

Она была мне вовсе ни к чему

И я ей был совсем, ну, вроде бы, не нужен

И очень удивлялся я тому,

Что вместе часто так бродили мы по лужам.

 

Гуляли и болтали ни о чём.

Мы с нею были странной и нелепой парой.

Смеялись люди, видя нас вдвоём.

Совсем не обижались на людей мы с Ларой.

 

Мадмуазель – качёк. Я рядом с ней

Совсем уже казался маленьким и тощим.

Она была физически сильней –

Берёза крепкая из белорусской рощи.

 

И я её совсем не ревновал.

Я ж не собака, что бы охранять чужое.

В её дела нос длинный не совал.

Мы были рядом, но вот не было нас двое.

 

И вот, однажды, к ней любовь пришла,

Как летом снег на голову свалилась

И Лара меня тут же позвала,

Чтоб рассказать: как сильно и в кого влюбилась.

 

Я к ней пришел. Она открыла дверь,

А рядом с ней другая девушка стояла.

Прекрасна, хоть глазам своим не верь.

Точь в точь фотомодель из модного журнала.

 

Вау! Это было ка вэ эн смешней.

Едва сквозь рот не выскочило сердце.

О, да, мне сразу стало веселей.

Чуть не упал через распахнутую дверцу.

 

Не мужика мне Лара предпочла.

Она искала не сильней и не богаче.

Подружку у кого-то увела.

Ну, значит, не могло и быть иначе.

Маленький пруд

Страшнее бури и землетрясения,

Ужасней пожара и наводнения

Была Любе внешность природой дана:

Тощее тело, лицо конопатое,

Ноги кривые, рук пальцы лохматые,

Однако же не унывала она.

 

Просто девчонка трудяга фабричная.

Жизнь от аванса к получка обычная.

Звучит в ушах эхо великой войны.

Бомба когда-то семью уничтожила

И до победы с трудом Люба дожила.

О детстве кошмарном ужасные сны.

 

Тусклая, нищая жизнь одинокая,

Серая, скучная, к любе жестокая

И сильный в стране женихов дефицит.

Даже бухгалтерша Света – красавица

Очень старается, чтобы понравится.

Рысцой каждый вечер на танцы бежит.

 

Но не теряет надежды Любавушка.

Есть за общагой фабричной дубравушка.

За этой дубравушкой маленький пруд.

Там рыбаки иногда собираются,

Те, кто рыбалкой всерьёз занимаются.

Здесь тихий, спокойный, почти трезвый люд.

 

Так вот, увлекалась Любава рыбалкой

И удочкой маленькой, хлипкой и жалкой

Девчонка ловила себе на уху.

В любую погоду по воскресением.

Рыба была для бюджета спасением,

Конечно, когда в котелке на верху.

 

Был один день: что-то рыба не ловится,

Словно в пруду она вовсе не водится.

У берега просто совсем не клюёт.

Рыбак молодой ей корзину приносит

С не мелкой рыбёшкой и девушку просит: —

 — «Сегодня не твой, Люба, день, так что вот:

 

Я с лодки немного ещё порыбачу

И если позволишь, тебя озадачу.

Прошу: навари нам ухи на двоих!

А юношу этого звали Володей.

В нём нет ничего необычного вроде.

Он среднего роста, спокоен и тих.

 

Крепкие руки и плечи широкие,

Старые шрамы на теле глубокие.

Простецкий парнишка совсем молодой.

Девушкам местным Володя не нравился.

И не красив и ничем не прославился.

Считали, что он не в ладах с головой.

 

Вот Люба Володю ухой накормила,

Потом одиночество их подружило.

В общагу Володя потом зачастил.

Нет! Не было чистого, сильного чувства,

Могучих страстей гормонального буйства.

Так просто Володя к Любаве ходил.

 

Пол века прошло. Всё в трудах да заботах.

Володя с Любавой при малых доходах,

Но тихо и дружно прожили вдвоем.

Детей восемь душ и четырнадцать внуков,

Свой собственный дом, грядки редьки и лука…

И рыбачить ещё ходят на водоём.

 

И часто в глаза они смотрят друг другу,

На лодке плывя по обычному кругу.

Глаза излучают такую любовь,

Что кажется, будто вчера поженились,

Былые мученья им словно приснились,

А месяц медовый взошел в душах вновь.

Типа вальс

На дискотеке пара молодая

(Он и она в кроссовках и джинсе)

Танцуют уже час, не прерывая

Движения, как белки в колесе.

 

Ди-джей поставил старую пластинку.

— «Пусть вальс, хоть раз, станцует молодёжь!»

У парня это вызвало смешинку,

А девушка почувствовала дрожь.

 

То был не страх. То было предвкушенье

Прикосновенья его сильных рук.

Вальс танцевать с любимым – наслажденье,

Блаженство, так похожее на глюк.

 

Они знакомы были трое суток,

А он её ещё не обнимал.

Он был с ней добр, внимателен и чуток,

Но, вот, почти совсем, не приставал.

 

И парень закружил девчонку в танце

Прекрасном, словно фильмы про любовь.

Пылали щёки юные в румянце,

Как спирт горела в её жилах кровь.

 

Рука его по талии всё ниже

Сползала в направленье ягодиц.

Он ей казался и родней и ближе.

Из доброй сказки благородный принц.

 

Окончилось прекрасное движенье,

Ди-джей врубил какой-то новый рэп

И сон исчез, исчезло наважденье.

Глюк был великолепен, но нелеп.

 

Пропали деньги с заднего кармана

И с шеи золотой кулон уплыл.

Глубокая в душе осталась рана.

Принц оказался сволочь и дебил.

Субботний вечер

Разве это не высшее счастье:

На диване лежать

И расслабив уставшее тело,

Сняв ботинки, одежду и страсти,

Одному отдыхать,

Беззаботно, спокойно, умело

В подсознанье нырять?

 

Разве может быть выше блаженство:

После славных трудов

Шестидневной рабочей недели

Внутрь себя возвратится, как в детство,

Сняв чумазый покров,

Уложив организм на постели,

Погрузиться в мир снов?